пятница, 23 ноября 2012 г.

Вышиванка по льду

Продолжение. Начало Здесь

   Ликвидация неграмотности
Сегодня утром позвонил мне Карпуха:
— Игорь, скажи, как называется человек, который не умеет писать и читать на том языке, на котором думает и говорит.
— «Неграмотный» называется.
— Правильно. А неграмотным что требуется?
— Ликбез. А чего ты об этом спрашиваешь?

— Да вот к сеструхе зашел – с племяшом общаюсь.
— И что?
— Пришел в ужас от его образования.
— А чего в ужас – он же, вроде, отличник?
— Ну, формально – да. Оценки у Васи неплохие, но… Не знаю, как даже сказать… Короче, оказалось, что у них в лицее русский язык не изучают вообще.
— Ну и что? Его и так все знают.
— Да я, в принципе, тоже так думал. Меня всегда больше возмущало, что у них история по-идиотски подается, ну и литература тоже. А  теперь понял, что то всё фигня по сравнению с тем, что нет русского как предмета.
— Ты думаешь…
— Ну, конечно. Он вот всерьез, оказывается, думал, что буква «ы» это не одна буква, а две — мягкий знак и украинское i.
— Смешно. А он не прикололся над своим дядькой?
— Какой там! Я тогда достал «Букварь» — еще тот, по которому я сам учился, — и попросил его вслух прочитать фразу: «Мама мыла раму». Не смог правильно  — прочитал «мьила».
— Ты шутишь?
— Если бы…  Потом попросил написать эту же фразу – тоже не смог. Я тогда продиктовал ему целый абзац — полсотни ошибок в трёх фразах! Не удивляйся – он ведь не даун, они просто с этим не сталкивались, их не только не учили русскому, а наоборот -выкорчевывали.
— А ну-ка, пусть по-русски напишет слово «вышиванка». Он там рядом?
— Сейчас… Написал – «вишыванка» получилась,  – вздохнул Карпуха. – Вот как назвать такое образование, которое таких инвалидов выпускает?
— Слушай, — сказал я, — может, ты утрируешь? Не так все страшно?
— Так. Родной язык – это базовый предмет. Это как передний зуб. И отсутствие переднего зуба сразу выдаст человека, как такого, с которым вряд ли можно иметь дело. То есть если в России сто лет назад занимались ликвидацией безграмотности народа, то здесь в Украине сейчас происходит ликвидация грамотности. Вот это меня сегодня и огорчило.
— Ну, Карпуха, я тебе одно скажу. Это когда все у всех хорошо, то человек без переднего зуба – в глаза бросается. А сейчас – когда кризис – поверь мне, людям уже не до этого.
— Так кризис он ведь пройдет, а вот крыза останется…
Жизнь в переходе

Карпуха возвращался от сестры в растрепанных чувствах. Ярко светило солнце, радостно щебетали птички. В природе весна брала власть в свои руки – всё вокруг капало и таяло. «Вот бы так с украинским национализмом, -  подумал Карпуха. – Но нет, пятый год — зима без оттепелей. Как пришли в холода – так всё в стране и обледенело.»
Проходя парком Шевченко, Карпуха глянул на памятник национальному поэту — с боку тот напоминал императорского пингвина, только без носа. Сделав еще несколько шагов, Карпуха присел на скамейку – напротив Музея русского искусства. В принципе, он любил этот парк, красиво тут – особенно, если сидеть спиной к Тарасу.
Солнце продолжало нагревать землю. Карпуха смотрел на играющих на детской площадке детишек и думал: интересно, какая у них будет жизнь лет так через двадцать? Хотя — разве можно угадать? Можно быть уверенным только в одном – они будут уважать права друг друга куда больше, чем мы. И обучаться на родном языке — будет так же естественно, как и дышать.
— Перепрошую, пане, — Карпухины размышления были прерваны. — Чи дозволите сiсти бiля вас, бо тут не залишилось вiльних лавок?
Над Карпухой, улыбаясь, стоял интеллигентного вида незнакомец — в пальто и шляпе. Из-под пальто выглядывала вышиванка.
— Да, садитесь, пожалуйста, — ответил он и подумал: «Вы и так уже на голове сидите».
Незнакомец сел, помолчал с минуту, глядя на резвящихся и галдящих детишек, а потом спросил:
— Не подскажете: который час?
— Двенадцать, — сказал Карпуха. – А чего вы на русский-то перешли?
— Из вежливости, — ответил незнакомец, слегка наклонив голову.
— Это не вежливость, — задумчиво произнес Карпуха.
— А что же это??
— А сейчас скажу. Вот вы кто по профессии?
— Доцент. Преподаю студентам историю в универе.
— Отлично. Когда ваши студенты на переменах между парами говорят по-русски, вы тоже с ними переходите на их язык?
— Нет, конечно, я им, наоборот, делаю замечания. Они — будущее Украины.
— Ага, а я значит – ее прошлое. Доживу, сдохну, закопают и – наступит на этой земле, наконец, счастье. И это, по-вашему, — вежливость?
— Ну зачем вы так?
— Нет, это вы так зачем — с нашими детьми? У меня вон племяш дообразовывался до того, что в старшем классе писать и читать на родном языке не умеет! А на котором умеет – не говорит и не думает.
— А это нормально, — сказал незнакомец и в его глазах появились кристаллики льда. — Это такой переходный период, а вот уже его дети будут — и писать и думать — на мове.
— А ради чего? Зачем этот переход???
— Как зачем? Чтоб быть дальше от России!
Карпуха посмотрел на своего соседа по скамейке и подумал: « Как же много таких стало – уверенных и настырных!»
— А вы что, — сказал Карпуха, глядя на доцента, – знаете будущее?
— Нет, конечно, но кое-что и так очевидно.
— Это то, что Россия – зло, и от нее нужно держаться подальше?
— Безусловно. Я как историк в этом не сомневаюсь и легко могу привести кучу фактов.
— А наоборот потом не окажется?
— Нет, вся украинская история — это бегство от русского медведя.

Карпуха усмехнулся, он вдруг представил себе маленького перепуганного поросенка на скользком льду, пытающегося убежать от большого медведя, удивленно сидящего рядом. Визг, хрюканье,  быстрое перебирание ногами, падения, вышивание пируэтов, попытки встать – и всё без малейшего продвижения. Такая себе — вышиванка на месте.

— Интересно, — сказал Карпуха. — Вы — не Бог, и мозг человеческий несовершенен, а получается — вы так это обмозговали, что даже сомнений нет?

— Конечно, нет. Все свидомые украинцы это понимают – договор с русскими не стоит использованной туалетной бумаги.

— Ну хорошо, если вы такой всезнающий, тогда скажите мне — где руки у памятника Тарасу? И что у него в них? Только не оборачивайтесь.

— Руки — в карманах,  — ответил уверенно собеседник. — А держит он руками… Хотя, нет не в карманах – одна в кармане, а в другой…

— Кепка?

— Нет.  Кепка это у Ленина… Ну ладно — сдаюсь. А что?

— Вот видите — вы ежедневно ходите мимо него и любуетесь им — а не можете восстановить в памяти то, что вы много раз видели, — руки за спиной, а в них – пальтишко. Так как же вы можете быть уверенны в ваших умопостроениях насчет будущего мира и Украины? И чем тогда вы отличаетесь от Сталина, которого так ненавидите? Разве что степенью преступлений: он ради светлого будущего – у несогласных жизнь забирал, а вы – только язык. Как вы можете знать, что будет нужно стране через двадцать лет, если вы не знаете, где вы сами  будете через двадцать минут.

— Знаю, — сказал доцент, — буду читать лекцию своим студентам на тему «Россия – цивилизационный тупик». Только вот пару яблок еще куплю.

— Ну-ну, — усмехнулся Карпуха. – Тогда в добрый путь.

Незнакомец вдруг рассмеялся.

— Что это вы на меня смотрите, как Воланд на Берлиоза?  -  спросил он. – Хотите сказать, что Ганнушка разлила подсолнечное масло?

— Ну что вы, — усмехнулся в ответ Карпуха. – Я в отличие от вас – будущего не знаю. Да и трамваи у нас возле парка не ходят. Просто солнце печет как-то не по-мартовски...
Доцент встал, приподнял шляпу и сказал: «Ну то до побачення!» «Якщо буде така нагода», — ответил Карпуха, провожая глазами преподавателя.
Страницы: 1 2

Комментариев нет:

Отправить комментарий