Православный календарь 13 мая (30 апреля ст.ст.)

В этот день:
Русская Православная Церковь отмечает память святых:
Апостола Иакова Зеведеева, брата Иоанна Богослова (44).
Обретение мощей свт. Никиты, еп. Новгородского (1558).
Святителя Игнатия Брянчанинова, еп. Кавказского и Черноморского (1867).
Святителя Доната, еп. Еврии (ок. 387).
Перенес. мощей прп. Саввы, игумена Звенигородского.
Обретение мощей сщмч. Василия, еп. Амасийского (IV).
Свт. Ерконвальда, еп. Лондонского (ок. 693) (Кельт. и Брит.).
Новомч. Аргиры (1725).
Прп. Климента песнописца.
Мчч. Европия и Естела Саинтесских (III) (Галл.).
Иконы Божией Матери «Страстной».

Поученіе. Св. ап. Іаковъ, братъ св. Іоанна Богослова .Прот. Григорій Дьяченко

Храни вас Господь, Матерь Божия и все святые, их же память мы сегодня отмечаем!

Молитвы
Тропарь апостола Иакова Зеведеева, брата Иоанна Богослова, глас 3
Апостоле святый Иакове,/ моли Милостиваго Бога,/ да прегрешений оставление/ подаст душам нашим.
Ин тропарь апостола Иакова Зеведеева, брата Иоанна Богослова, глас 3
Апостол Христов был еси избранный/ и Богослову возлюбленному брат единородный,/ всехвальне Иакове,/ поющим тя грехов оставление испроси/ и душам нашим велию милость.
Кондак апостола Иакова Зеведеева, брата Иоанна Богослова, глас 2
Глас Божественный слышав, призывающ тя,/ любовь отца презрел еси/ и притекл еси ко Христу, Иакове, с сродником твоим, славне,/ с нимже сподобился еси видети/ Господне Божественное преображение.
Тропарь святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского, глас 8
Православия поборниче, покаяния и молитвы делателю и учителю изрядный, архиереев богодухновенное украшение, монашествующих славо и похвало: писании твоими вся ны уцеломудрил еси. Цевнице духовная, Игнатие Богомудре, моли Слова Христа Бога, Егоже носил еси в сердце твоем, даровати нам прежде конца покаяние.
Кондак святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского, глас 8
Аще и совершал еси стезю жития земнаго, святителю Игнатие, обаче непрестанно зрел еси законы бытия вечнаго, сему поучая ученики словесы многими, имже последовати и нам, святче помолися.
Тропарь святителя Никиты, затворника Печерского, еп. Новгородского, глас 4
Насладився, богомудре, воздержания / и желание плоти твоея обуздав, / на престоле святительства сел еси, / и яко звезда многосветлая, просвещая верных сердца / зарями чудес твоих, отче наш, святителю Никито, / и ныне моли Христа Бога, / да спасет души наша.
Кондак святителя Никиты, затворника Печерского, еп. Новгородского, глас 6
Архиерейства саном почтився/ и чисте Чистейшему предстоя,/ прилежно моление за люди твоя приносил еси,/ яко и дождь молитвою свел еси,/ овогда же и града запаления угасил еси./ И ныне, святителю Никито,/ моли Христа Бога/ спасти люди твоя молящияся,/ да вси вопием ти:/ радуйся, святителю отче предивный.
Кондак священномученика Василия, епископа Амасийского, глас 4
Царево повеление преобидев,/ Царство Небесное получил еси, Василие,/ в немже ликуя,/ поминай нас, чтущих память твою,/ священномучениче.
Тропарь святителя Доната, епископа Еврийского, глас 8
Благий ярем Христов и бремя легко Евангельскаго учения взем,/ иерарше Донате Богоблаженне,/ вельми подвизался еси во временней жизни,/ архиерей убо Богоугоден быв,/ добре пасый люди Божия,/ просветив тыя учением,/ чудотворением вселенную удивил еси./ Сего ради молим тя:/ да избавит нас Христос Бог от всяких бед/ и Небеснаго блаженства сподобит.
Ин тропарь святителя Доната, епископа Еврийского, глас 4
Блажен делатель и украситель Церкве Христовы,/ отче Донате, был еси,/ непрестанно попечение о стаде твоем стяжав,/ научая и руководя оно в любви Сына Божия,/ не токмо бо в твоем граде многий народ,/ но в Константинополе самодержца и в нем вся люди/ удивил еси/ православными чудесы твоими./ Богоугодныя убо мольбы/ сотворяя ко Христу Богу,/ помощник скор всем явися,/ предстоя Всесвятей Троице,/ в Вышних моли Ю о всех нас,/ да спасет души наша.
Pages: 1 2 3

Повседневная жизнь русского средневекового монастыря, глава 1

Е. Романенко

Можно ли приоткрыть завесу тайны над жизнью средневековых русских монастырей? Казалось бы, этот удивительный мир, в котором самое настоящее, потрясающее воображение чудо становилось явлением обыденной, повседневной жизни, давно ушел в небытие, став достоянием истории. Но остались списки древних житий, уцелели стены и башни разрушенных, но возрождающихся ныне обителей, сохранились подлинные вещи, принадлежавшие некогда святым отцам и насельникам многочисленных русских монастырей… В книге, предлагаемой вниманию читателей, предпринята первая в нашей исторической литературе попытка воссоздать подлинный мир средневекового русского монашества во всем его богатстве и многообразии.

 Что больше всего удивляет, когда смотришь на уцелевшие ансамбли русских средневековых монастырей? Наверное, контраст архитектурных пропорций. Монастырь прочно уходит своими корнями в землю, а его дух, зримо воплощенный в архитектуре башен, храмов и колокольни, возносится в Небо. Монастырь соединяет собой два Отечества каждого человека: земное и Небесное.

Красота наших обителей напоминает о давно утраченной гармонии. Мир средневекового русского монастыря был уничтожен еще в XVIII веке последовательно проведенными реформами. Указы Петра I запрещали постригать в монахи всех, кроме инвалидов и престарелых. Нарушивших этот запрет насильно расстригали и отправляли в солдаты. Монастыри обезлюдели, была прервана живая традиция духовной преемственности разных поколений. Указ о штатах 1764 года императрицы Екатерины II разделил все обители на три категории (штата), согласно которым они получали государственное жалованье. Монастырские же земли были конфискованы. Часть монастырей вывели за штат, они должны были изыскивать средства к существованию сами, не имея земли. Остальные обители (больше половины от прежнего числа) ликвидировали вовсе. Историкам еще предстоит оценить духовно-нравственные последствия этих реформ. Тогда Россия потеряла одну из своих опор, и, наверное, важнейшую, ибо монастыри всегда были, по выражению святителя Филарета (Дроздова), столпом Православной веры. XX век довершил «реформы» поруганием святыни. До наших дней, да и то кое-где, сохранились только стены былых обителей. Но какая жизнь протекала несколько веков назад внутри этих стен, что составляло душу и содержание этого видимого образа, мы почти не знаем.
Арсений Великий, поистине великий подвижник египетской пустыни, говорил, что душу человека сохраняет безмолвие. Настоящий монах как зеницу ока всегда хранил свой внутренний мир от постороннего любопытства и ненужного общения. Монастыри так же свято берегли свою тайну. Христианский закон странноприимства заставлял обители открывать свои врата для голодного и страждущего мира. Но это было вынужденной уступкой, жертвой во имя любви к ближнему. Общение с миром, как правило, нарушало безмолвие, привносило суету и искушения в монастырскую жизнь. Поэтому монастырь, откликаясь на прошения и мольбы мира, все-таки всегда старался сохранить спасительную дистанцию. Странноприимницы и больницы устраивали обычно за монастырскими стенами, женщины и вовсе не допускались во многие обители. Старцы учили молодых монахов никогда не выносить сор из избы — не обсуждать с мирскими людьми монастырские дела и неустройства.
Намеренная отгороженность монастыря от мира делает его тайной за семью печатями, тем более если речь идет о средневековой обители, отстоящей от нас во времени на пять-шесть веков. Но существуют узкие щелевидные окна в стене между миром и монастырем. Это жития святых. Они позволяют нам не только рассмотреть повседневную жизнь обители, но и пропускают через толщу времен тот яркий духовный свет, который излучали первые «начальники» русских монастырей.
Жития — сложный источник. Перед любым исследователем, который принимается за их изучение, неизбежно встает вопрос достоверности сообщаемых агиографом сведений. Долгие годы в исторической литературе господствовало довольно скептическое отношение к житиям. Тон задал историк В. О. Ключевский, который был замечательным знатоком русской истории и агиографии. Но в данном случае его высокий авторитет в научном мире сыграл злую шутку. По сути, он вынес отрицательный приговор древнерусским житиям как историческому источнику. Исследователи в один голос заговорили, что почти все жития повторяют друг друга, ибо написаны в рамках жесткого канона, наполнены вымыслом, несуразностями и историческими ошибками.
И. Яхонтов, пересказывая потрясающие в своей реальности подробности из житий северных русских подвижников, тем не менее также вынес им отрицательный вердикт. Невысоко оценивал жития и Н. И. Серебрянский, автор замечательного исследования по истории псковского монашества. Однако самые вдохновенные страницы своего сочинения он написал на основе Жития святого Евфросина Псковского, а через несколько лет после выхода работы в свет издал и само Житие.
Но большинство житийных текстов до сих пор остаются неизданными. Некоторые из них, известные в единственном списке во времена В. О. Ключевского или неутомимого собирателя древнерусской житийной литературы Е. Е. Барсова, ныне утрачены, хотя, возможно, их когда-нибудь найдут на полках хранилищ. К счастью, современная наука осознала многолетнее заблуждение своих предшественников. Сейчас жития святых вновь стали интересны для исследователей. Следствием чего и стала эта книга — результат многолетней работы автора по изучению русской агиографии.
Для исследования повседневной жизни русских монахов мы намеренно выбирали простые «безыскусные» жития северных подвижников. И вот почему. Жития, составленные известными агиографами, написаны великолепным языком и прекрасно композиционно выстроены. Но они имеют один существенный недостаток для историка повседневности. Их авторы, как правило, хорошо знали житийную традицию и щедро украшали свои произведения сравнениями, а то и прямыми вставками из творений своих предшественников. Поэтому реальность порой бывает трудно отличить в них от прямого следования агиографическому канону. Жития, написанные скромными монастырскими писателями, наоборот, не так захватывают красотой слога и глубиной рассуждений о смысле бытия. Их авторы одинаково буднично описывают и чудо, и простые реалии повседневной жизни, иной раз даже переступая границы дозволенного каноном. Их горизонт не простирается дальше стен их родной обители. Но это как раз то, что нам нужно.
Помимо драгоценных исторических свидетельств в житиях есть все, что мы так ценим в произведениях больших мастеров. Агиографы умели показать переплетение трагического и комического в человеческой жизни, столкновение героического, благородного характера с алчностью и подлостью. В житиях можно найти тонкий юмор и прекрасные пейзажные зарисовки. Но уникальное отличие жития от литературного произведения состоит в том, что любое житие несет на себе печать подлинности, а самая великая литература — это всегда вымысел.
Перечитывая жития, не перестаешь удивляться, как можно было не замечать восхитительной красоты, искренности, а главное — исторической реальности этих текстов. Видимо, стереотипы и дух времени иногда оказываются сильнее, нежели научное знание и интуиция.
В житиях действительно нередко встречаются ошибки и противоречия, но их трудно поставить в вину агиографам. Ведь порой они писали через много лет или столетий после преставления тех, о чьей жизни старались рассказать потомкам. Им приходилось сводить воедино отрывочные рассказы, передававшиеся в монастырях из уст в уста. Но нам дороги и эти, не всегда исчерпывающие повести, ибо «мертвая история пишет, а живая говорит».
Помимо житий для описания повседневной жизни русских монастырей были привлечены разнообразные документы из монастырских архивов: приходно-расходные книги и описи имущества. Бесценным источником являются также монастырские обиходники, в которых описан обиход (то есть обычная жизнь) обители. В келарских обиходниках мы находим подробные указания о трапезе на каждый день года, а в богослужебных обиходниках — порядок богослужения каждой праздничной службы. В своей работе мы использовали обиходники Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского, Троице-Сергиева, Антониево-Сийского, Нило-Сорского монастырей. Картину дополнили монастырские грамоты и акты. Случалось и так, что текст официальной грамоты подтверждался каким-нибудь «чудом» из текста жития. В книге мы еще будем говорить об этих счастливых совпадениях.
Конечно, нельзя объять необъятного. На Руси были тысячи монастырей: больших и малых, великих и затерянных в лесной глуши. Безбрежное море документов встает перед исследователем этой темы. Но выборочный срез отдельных фактов — это тоже достоверный метод исследования, ибо они — составные элементы общей картины. Главные герои нашей книги — монахи общежительных монастырей, ибо именно эти обители, по словам святителя Филарета (Дроздова), составляли и составляют «столп монашества». Мы надеемся, что после этой книги далекий и малознакомый мир русского средневекового монастыря станет ближе и понятнее читателю, как ближе и понятнее он стал автору книги.
И в завершение — несколько замечаний о принципах изложения. Некоторые сложные и пространные цитаты из древнерусских текстов даны в переводе на современный русский язык, чтобы облегчить их понимание. Если житие не опубликовано, то в скобках указана ссылка (шифр) на хранилище, где находится цитируемая рукопись, если опубликовано — указано издание. Все даты церковных праздников даны по старому стилю.
Страницы: 1 2

К истории появления крещёных евреев в Московском государстве XVII века

В ходе Смоленской войны в России оказалось значительное число пленных, среди которых находились и польско-литовские евреи, составлявшие у себя на родине одну из крупнейших в мире иудейских религиозных общин. О их дальнейшей судьбе рассказывает статья Д. 3. Фельдмана, опубликованная в журнале «Древняя Русь» (N4 (22), декабрь 2005 г.).

В первой трети XVII в. произошло обострение русско-польских отношений. Поскольку польский король Сигизмунд III не признавал прав юного Михаила Федоровича на русский престол, за Речью Посполитой оставалась Смоленщина, захваченная у России после Смуты в начале века, да и польская шляхта не оставляла планов нового похода на Москву, то в этих условиях русское правительство было вынуждено собирать силы для новой войны. В июне 1632 г. Земский собор, воспользовавшись смертью польского монарха и усилением в стране внутриполитической борьбы за власть, принял решение начать войну с Польшей за утраченные смоленские земли. Однако вероятные союзники России — Швеция и Турция — не поддержали наступление русской армии, и после первых побед ей, уже сильно ослабленной, пришлось снять осаду Смоленска. По предложению поляков спустя два года, в июне 1634 г., был заключен мир, по которому Россия возвращала все занятые в ходе войны города и земли, а Корона Польская официально отказывалась от претензий на русский трон. Таким образом, кратковременная Смоленская война оказалась неудачной для России и не сняла имевшихся противоречий с соседней Польшей.
В ходе военных действий в России оказалось значительное число пленных («иманы во языцех»), среди которых находились и польско-литовские евреи, составлявшие у себя на родине одну из крупнейших в мире иудейских религиозных общин (начало интенсивного процесса ее формирования было положено еще в конце XII в., а расцвет пришелся на XIV—XVI в.). Находившиеся здесь евреи представляли собой корпорацию с особым юридическим статусом и традиционным образом жизни. Отношения польской иудейской общины с различными государственными органами и шляхтой строились на сложной и запутанной системе соглашений, определявших права и обязанности евреев и создававших легальную базу их хозяйственной и общинной деятельности. Местные иудеи пользовались свободой вероисповедания и правом создания автономных общин, им разрешалось заниматься экономической деятельностью, а также селиться в большинстве регионов страны.
Война нарушила их сложившийся уклад в политических, юридических и экономических рамках Речи Посполитой, а ряд евреев оказался в русском плену. При этом к «старозаконным» полякам (как они сами себя называли) применялись те же правила, которые были установлены и для остальных захваченных в плен мирных жителей. Однако наличие в Московии большого числа иноземцев и иноверцев заставило русское правительство задуматься об урегулировании сложившейся ситуации. Поэтому вскоре после окончания военных действий в Литве встал вопрос о дальнейшей их судьбе, требовавший законодательного разрешения. Сохранилась приказная переписка, касающаяся вопроса о пленных, попавших в период русско-польской (Смоленской) войны 1632—1634 г. на территорию Московского государства: поляках, литовцах, «немецких людях» (в России той эпохи «немцами» именовали выходцев из Западной Европы), черкасах (так русские источники XVI и XVII в. называют украинских казаков и жителей Украины) и, наконец, евреях. Как следует из этих документов, в 1634 г. царь Михаил Федорович повелел их «сыскивать и отпущать» за границу в Литву, кроме крестившихся и желающих остаться в России¹.
Как видим, процесс укоренения последних в новой стране имел вполне определенную специфику: практически все осевшие во внутренней России евреи были вынуждены креститься, поскольку проживание иноверцев-иудеев здесь со времен царя Ивана Грозного было строжайше запрещено. Некоторые из них воспользовались сложившейся ситуацией и, приняв православие, постепенно растворились в окружающем населении². Впрочем, имеются документальные свидетельства того, что и в этот период в Великороссию приезжали польские евреи, исполнявшие поручения королевского двора и казны³.
Надо сказать, что принятие христианства для евреев означало получение весьма обширных льгот вкупе с полным уравниванием в правах с православным населением. Поэтому в вопросе, добровольно или принудительно происходил этот процесс, чаша весов склонялась скорее в сторону первого. Однако эта добровольность на деле все-таки оказывалась вынужденной — отказ от крещения был равнозначен реальной угрозе высылки за пределы Русского государства. По-видимому, другой альтернативы для пленных евреев не существовало. Но кроме этого существовал еще один, не менее важный фактор: в России того времени принятие иноверцами православия автоматически означало получение ими свободы со всеми вытекающими из этого положительными последствиями. Попутно заметим, что какие-либо попытки выкрестов тайного исполнения иудейских обрядов здесь жестоко пресекались, а склонение к «жидовству» рассматривалось по закону как одно из тягчайших преступлений.
Учитывая сказанное выше, мы вполне можем объяснить мотивы поведения еврейки Меланьи (в архивных источниках именуемой также Маланья, Маланьица, Меланьица, Моланьица, Маланница, Моланка), попавшей в Россию в конце русско-польской (Смоленской) войны 1632—1634 г. и оставшейся здесь жить, создав большую семью и претерпев длительные невзгоды. Документы о ее судьбе сохранились в различных частях весьма объемного фонда Разрядного приказа⁴, находящегося в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в Москве.
Первоначальные сведения о Меланье мы обнаруживаем в ее челобитной царю Михаилу Федоровичу, написанной в середине 1635 г.⁵ Как следует из данного документа, девушка являлась жительницей г. Борзна⁶, принадлежавшего тогда Литве. В 1634 г. этот город был взят русской армией, а сама она попала в плен и была вывезена в Россию, где ее купил рыльский сын боярский Иван Клеменов. Тогда же Меланья, «волею своею оставя жидовскую проклятую веру, крестилась в православную крестьянскую веру»⁷. Из челобитной также видно, что отец Меланьи, борзненский еврей Грон, узнав о месте ее проживания, «многожды» приезжал в г. Рыльск⁸ и обращался к властям с просьбой вернуть ему дочь на основании мирного договора России с Польшей. Кроме того, о ее возвращении писали «с литовской стороны пан Козановской⁹ и иные урядники з городов»¹⁰. В результате новокрещенка по приказу местного воеводы Ф. М. Бояшева¹¹ оказалась в Рыльской приказной избе¹² под следствием.
Прошение бывшей литовской еврейки не осталось без внимания, и в сентябре 1635 г. из Разряда в адрес рыльского воеводы приходит наказная память о разрешении «рылежанке Маланьице» свободно жить там, где она сама захочет, и о запрете на возвращение ее отцу «в неволю»¹³. Данный комплекс документов завершается отпиской Ф. М. Бояшева в Разрядный приказ, написанной в начале 1636 г., в которой содержится изложение полученной им государевой грамоты («за приписью» дьяка Г. Ларионова¹⁴) о «пожаловании» Меланьи¹⁵. Царь предоставил еврейке за добровольное крещение весьма широкие права: по желанию она могла переселиться в Москву и получать там казенное жалованье; велено было выдать ей шубу «одевалную добрую»; при этом дорога в столицу в сопровождении ее духовного отца и меховая одежда должны были быть оплачены из «рыльских доходов»; при вступлении же в брак она получила бы богатое приданое. Из той же воеводской отписки становится известно, что «полонянка Меланьица» уже вышла замуж за своего хозяина рылянина И. Клеменова, но еще до своего замужества она «прижила с ним робенка». В связи с этим обстоятельством Меланья не смогла воспользоваться представившейся ей благоприятной возможностью перебраться в столицу и жить в более цивилизованных условиях; она лишь получила небольшую сумму государева жалованья «на корм» в 16 алтын 4 деньги.
Другая группа архивных источников касается в основном освобождения от налогов сына боярского И. Клеменова в связи с переходом его жены в православие, причем эти льготы ему предоставили только 10 лет спустя после крещения Меланьи. Об этом говорится в двух наказных памятях от марта и апреля 1645 г.: первой — в Стрелецкий приказ¹⁶, боярину Ф. И. Шереметеву¹⁷ и дьякам А. С. Дурову¹⁸ и И. X. Кудрину¹⁹, о невзимании стрелецких, а также ямских (отдельной памятью в Ямской приказ²⁰) денег с поместья И. Клеменова в течение 10 лет²¹, и второй — рыльскому воеводе М. Ф. Лодыгину²² об освобождении сына боярского на такой же срок от городовых поделок и податей²³. А в записи, сделанной в Разрядном приказе 28 марта того же года, помимо распоряжения о льготах рылянину, содержится указание о пожаловании его жене 10 рублей за крещение²⁴. О выдаче данной суммы государева жалованья из Устюжской четверти²⁵ говорится также в наказной памяти²⁶ дьяку этого приказа М. К. Грязеву²⁷. Надо сказать, что предоставление указанных привилегий сильно запоздало, о чем сказано ниже.
Страницы: 1 2