Продолжение. Начало Здесь
Однако уже имеющиеся прецеденты периодического присутствия священнослужителей в войсках вызывают серьезные сомнения в адекватности ситуации этого присутствия. Зачем священник идет в войска? Ответ очевиден: чтобы обеспечить религиозные права верующих военнослужащих, предоставить им возможность жить в соответствии с их верой. У нас в стране около 10% практикующих верующих, тех из них, кто носит военную форму, и должно коснуться пастырское окормление военных священников. Но церковное начальство ведет себя так, будто собирается заниматься чуть ли не всеми, кто состоит в вооруженных силах. Однако большинство военнослужащих — неверующие (или по крайней мере не являются практикующими верующими), к ним военные священники не должны иметь отношения. Кроме того, присутствие православных священников в армии автоматически требует пропорционального присутствия духовенства всех конфессий и религий, чьи верующие служат в армии. Чтобы не допустить опасных межкон- фессиональных напряжений в армии, свобода выбора должна быть соблюдена неукоснительно. О мусульманах же говорится только в неопределенно будущем времени, а о протестантах и католиках вообще не слышно. В речах на военную тему высшее духовенство РПЦ часто и много говорит о военно-патриотическом воспитании, о «православном воинстве», но не видно попыток понять специфику духовных и моральных проблем военных. Если они и есть, то это дело второе. Создается впечатление, что РПЦ собирается не окормлять свою паству, находящуюся в армии, а выполнять роль политорганов. А это неприемлемо с точки зрения Конституции и вредно как для армии, так и для РПЦ.
Казалось, что к 2010 г. процесс возвращения государством движимой и недвижимой собственности в руки РПЦ в основном завершился. Ряд политических решений, принятых Горбачевым, Ельциным и Путиным в 1988 — 2008 гг., удовлетворил очевидные, первоочередные потребности РПЦ в храмовых зданиях. Церковь нашла способы обеспечивать богослужение необходимыми иконами и священными предметами без того, чтобы крушить национальные музейные коллекции. Сложность и скандальность отъема художественных ценностей у музеев в предыдущие годы, учитывая, что первоочередные (и не только первоочередные) потребности РПЦ уже были удовлетворены, казалось бы, должны были привести к плавному отказу от предъявления дальнейших претензий. Однако реституция православных культовых зданий и религиозных художественных ценностей вступила в новый этап развития сразу после избрания нового патриарха. Патриарх Кирилл начал продвигать законопроекты, касающиеся передачи религиозного имущества в собственность религиозных объединений, а также финансирования государством памятников культуры и архитектуры, которые будут переданы в собственность РПЦ. Дискуссии вокруг «церковной реституции» возникли в СМИ и в музейном сообществе с такой силой, как будто на протяжении последних двадцати лет РПЦ ничего не передавалось. Монастыри и храмы, иконы и другие ценности также перетекали во владение церкви в последние два десятилетия, происходили и многочисленные конфликты музеев и епархий. Но именно сейчас возникла перспектива тотальной «клерикализации» национального художественного достояния Средневековой Руси. 30 ноября 2010 г. президент Медведев подписал закон о возвращении имущества религиозного назначения религиозным организациям. Руководство РПЦ добивалось принятия этого закона наиболее громко и использовало очень резкую риторику. Вот лишь один характерный пример: выступая 20 ноября в Кронштадте после литургии в Свято- Никольском Морском соборе, патриарх Кирилл заявил: «Принятие этого закона было очень сложным. Огромные силы были брошены на то, чтобы этого не произошло. Потоки лжи в прессе, возбуждение низменных страстей — все это имело место точно так же, как тогда, когда закрывались храмы и разрушались святыни. Это означает, что враг рода человеческого не оставляет надежды стереть из памяти людей священные символы и великие ценности». Люди, критически относящиеся к тотальной передаче в собственность РПЦ всей недвижимости «религиозного назначения», фактически названы слугами сатаны, т. е. работающими на абсолютное зло. Поскольку реституция в России не проводилась и не проводится, признание права на реституцию исключительно за РПЦ трудно назвать очевидным проявлением справедливости. Небесспорна и потребность верующего народа в церковных и монастырских зданиях, которые РПЦ по этому закону получит. К настоящему времени она уже получила от государства сотни зданий монастырей, большинство из которых не может ни восстановить, ни заселить монахами и монахинями (их просто нет в таком количестве). Завладение зданиями церквей в центрах исторических городов в наши дни также часто не является результатом реальной нужды. В центрах городов, как правило, за последние двадцать лет уже открыто достаточно храмов, чтобы удовлетворить верующих.
Беззаветная борьба за недвижимость, сопровождаемая к тому же весьма кровожадной риторикой, обвинениями в адрес оппонентов в порочности и чуть ли не в преступности, много повредила авторитету РПЦ и еще больше повредит. Теперь, когда в массовом порядке продолжится разрушение музейных комплексов и на их место заявятся несколько самоуверенных монахов, которые будут поучать граждан о добре и истине и о своем праве повсюду хозяйничать, уважения к РПЦ, мягко говоря, не прибавится. Неизбежные при переделе собственности конфликты не помогут церкви стяжать народную любовь. В РПЦ выкристаллизовывается строго централизованная система владения и распоряжения всей полученной собственностью, что сделает более централизованной саму систему управления. Кроме того, большинство храмов будет зависеть от бюджетных средств, выделяемых на реставрацию и восстановление церковных памятников культуры. В настоящее время значительная часть памятников и брошенных церквей находится в упадке или не получает регулярного финансирования. Когда РПЦ оформит право собственности на тысячи объектов, которые можно считать памятниками культуры, окажется, что на реставрацию и восстановление собственнику, т. е. Московской патриархии, придется выделить из государственного бюджета не 2 млрд руб., как было предусмотрено на 2010 г., а 20 млрд (и соответствующий счет будет немедленно представлен и оплачен безмолвными россиянами). РПЦ добилась поставленной цели. Но зачем она ее ставила? Зачем РПЦ нужны все здания монастырей и церквей? Ответ на этот вопрос совсем не очевиден. В интервью Михаилу Ситникову один из ведущих русских историков искусства Ольга Попова заметила: «...Почему материальные ценности так волнуют Церковь? Может быть, стоит проявлять большую заботу о других вещах? По опыту моих встреч с разными людьми я могу сказать, что это стремление к имущественным приобретениям нередко отталкивает их от Церкви. Всякого рода стяжания и так слишком много в обществе, которое просто задыхается от погони за материальностью»10. Сейчас РПЦ осваивает сотни монастырей по всей России. Очень часто это громадные архитектурные сооружения, рассчитанные на десятки и сотни насельников, требующие астрономических материальных затрат не только на реставрацию и ремонт, но даже на содержание. Может быть, в России сейчас гигантский наплыв желающих принять постриг, бедным монахам некуда деться? Ничего подобного. Нередки случаи, когда много лет в гигантских монастырях обитают два-три монаха. Число новых пострижений весьма незначительно, в некоторых епархиях за последние годы не прибавилось ни одного нового послушника.
Возрождение церковной жизни во многих церковных зданиях в центрах исторических городов в наши дни также часто не является результатом реальной нужды. В центрах городов, как правило, за последние двадцать лет уже открыто достаточно храмов, чтобы удовлетворить верующих.
Потребность общин в иконах удовлетворяется возникшими за последнее двадцатилетие иконописными мастерскими. Они создают чудесные иконы, соответствующие религиозным и эстетическим представлениям современных верующих. Эти образы специально создаются для храмовых пространств церквей-заказчиков. Недоступность до последнего времени основной массы икон, хранящихся в музеях, способствовала развитию церковного искусства, и это прекрасно!
РПЦ уже превратилась в заложника недвижимости, которая находится в ее пользовании. Для едва ли не большинства насельников монастырей в современной России основным занятием стали строительство и ремонт, а также добывание денег на строительство и ремонт. Разве монастыри существуют для этого? Церковь превращается в вечную попрошайку бюджетных денег, потому что без помощи государства все это имущество невозможно содержать в порядке. Но это только начало, пиррова победа патриарха Кирилла и его команды в борьбе за глобальную реституцию увеличит имеющуюся зависимость многократно. Представим, что было бы, если бы не было массовой передачи монастырских зданий РПЦ. Жаждущие аскетических подвигов братья пошли бы в леса, овраги и болота и строили бы там свои церквушки и избушки. Конечно, внешне это было бы не так красиво, но сути монашеского делания соответствовало бы гораздо больше.
В пылу полемики о возможности передачи икон из музеев в церкви один из представителей РПЦ заявил, что у церкви достаточно сил, средств и специалистов, чтобы обеспечить сохранность древних шедевров церковного искусства. Допустим, что он прав. Я думаю, что в церкви, кроме того, достаточно сил, средств и специалистов для создания противопожарной службы, системы метеорологического наблюдения, производства пылесосов и многого другого. Но дело ли церкви этим заниматься? Церковь — не антикварная лавка, не художественный музей и не реставрационная мастерская.
Страницы: 1 2
Сергей Филатов
Вопрос о присутствии религии в армии был принципиально решен
одновременно со школьным вопросом, когда президент объявил, что
духовенство будет допущено в войска для окормления верующих. Но вопрос о
капелланах был заволокичен армейским начальством, и только осенью
2010 г. состоялись конкретные решения о внедрении православных
священников в армию. Многолетняя мечта Кирилла сбылась.Однако уже имеющиеся прецеденты периодического присутствия священнослужителей в войсках вызывают серьезные сомнения в адекватности ситуации этого присутствия. Зачем священник идет в войска? Ответ очевиден: чтобы обеспечить религиозные права верующих военнослужащих, предоставить им возможность жить в соответствии с их верой. У нас в стране около 10% практикующих верующих, тех из них, кто носит военную форму, и должно коснуться пастырское окормление военных священников. Но церковное начальство ведет себя так, будто собирается заниматься чуть ли не всеми, кто состоит в вооруженных силах. Однако большинство военнослужащих — неверующие (или по крайней мере не являются практикующими верующими), к ним военные священники не должны иметь отношения. Кроме того, присутствие православных священников в армии автоматически требует пропорционального присутствия духовенства всех конфессий и религий, чьи верующие служат в армии. Чтобы не допустить опасных межкон- фессиональных напряжений в армии, свобода выбора должна быть соблюдена неукоснительно. О мусульманах же говорится только в неопределенно будущем времени, а о протестантах и католиках вообще не слышно. В речах на военную тему высшее духовенство РПЦ часто и много говорит о военно-патриотическом воспитании, о «православном воинстве», но не видно попыток понять специфику духовных и моральных проблем военных. Если они и есть, то это дело второе. Создается впечатление, что РПЦ собирается не окормлять свою паству, находящуюся в армии, а выполнять роль политорганов. А это неприемлемо с точки зрения Конституции и вредно как для армии, так и для РПЦ.
Казалось, что к 2010 г. процесс возвращения государством движимой и недвижимой собственности в руки РПЦ в основном завершился. Ряд политических решений, принятых Горбачевым, Ельциным и Путиным в 1988 — 2008 гг., удовлетворил очевидные, первоочередные потребности РПЦ в храмовых зданиях. Церковь нашла способы обеспечивать богослужение необходимыми иконами и священными предметами без того, чтобы крушить национальные музейные коллекции. Сложность и скандальность отъема художественных ценностей у музеев в предыдущие годы, учитывая, что первоочередные (и не только первоочередные) потребности РПЦ уже были удовлетворены, казалось бы, должны были привести к плавному отказу от предъявления дальнейших претензий. Однако реституция православных культовых зданий и религиозных художественных ценностей вступила в новый этап развития сразу после избрания нового патриарха. Патриарх Кирилл начал продвигать законопроекты, касающиеся передачи религиозного имущества в собственность религиозных объединений, а также финансирования государством памятников культуры и архитектуры, которые будут переданы в собственность РПЦ. Дискуссии вокруг «церковной реституции» возникли в СМИ и в музейном сообществе с такой силой, как будто на протяжении последних двадцати лет РПЦ ничего не передавалось. Монастыри и храмы, иконы и другие ценности также перетекали во владение церкви в последние два десятилетия, происходили и многочисленные конфликты музеев и епархий. Но именно сейчас возникла перспектива тотальной «клерикализации» национального художественного достояния Средневековой Руси. 30 ноября 2010 г. президент Медведев подписал закон о возвращении имущества религиозного назначения религиозным организациям. Руководство РПЦ добивалось принятия этого закона наиболее громко и использовало очень резкую риторику. Вот лишь один характерный пример: выступая 20 ноября в Кронштадте после литургии в Свято- Никольском Морском соборе, патриарх Кирилл заявил: «Принятие этого закона было очень сложным. Огромные силы были брошены на то, чтобы этого не произошло. Потоки лжи в прессе, возбуждение низменных страстей — все это имело место точно так же, как тогда, когда закрывались храмы и разрушались святыни. Это означает, что враг рода человеческого не оставляет надежды стереть из памяти людей священные символы и великие ценности». Люди, критически относящиеся к тотальной передаче в собственность РПЦ всей недвижимости «религиозного назначения», фактически названы слугами сатаны, т. е. работающими на абсолютное зло. Поскольку реституция в России не проводилась и не проводится, признание права на реституцию исключительно за РПЦ трудно назвать очевидным проявлением справедливости. Небесспорна и потребность верующего народа в церковных и монастырских зданиях, которые РПЦ по этому закону получит. К настоящему времени она уже получила от государства сотни зданий монастырей, большинство из которых не может ни восстановить, ни заселить монахами и монахинями (их просто нет в таком количестве). Завладение зданиями церквей в центрах исторических городов в наши дни также часто не является результатом реальной нужды. В центрах городов, как правило, за последние двадцать лет уже открыто достаточно храмов, чтобы удовлетворить верующих.
Беззаветная борьба за недвижимость, сопровождаемая к тому же весьма кровожадной риторикой, обвинениями в адрес оппонентов в порочности и чуть ли не в преступности, много повредила авторитету РПЦ и еще больше повредит. Теперь, когда в массовом порядке продолжится разрушение музейных комплексов и на их место заявятся несколько самоуверенных монахов, которые будут поучать граждан о добре и истине и о своем праве повсюду хозяйничать, уважения к РПЦ, мягко говоря, не прибавится. Неизбежные при переделе собственности конфликты не помогут церкви стяжать народную любовь. В РПЦ выкристаллизовывается строго централизованная система владения и распоряжения всей полученной собственностью, что сделает более централизованной саму систему управления. Кроме того, большинство храмов будет зависеть от бюджетных средств, выделяемых на реставрацию и восстановление церковных памятников культуры. В настоящее время значительная часть памятников и брошенных церквей находится в упадке или не получает регулярного финансирования. Когда РПЦ оформит право собственности на тысячи объектов, которые можно считать памятниками культуры, окажется, что на реставрацию и восстановление собственнику, т. е. Московской патриархии, придется выделить из государственного бюджета не 2 млрд руб., как было предусмотрено на 2010 г., а 20 млрд (и соответствующий счет будет немедленно представлен и оплачен безмолвными россиянами). РПЦ добилась поставленной цели. Но зачем она ее ставила? Зачем РПЦ нужны все здания монастырей и церквей? Ответ на этот вопрос совсем не очевиден. В интервью Михаилу Ситникову один из ведущих русских историков искусства Ольга Попова заметила: «...Почему материальные ценности так волнуют Церковь? Может быть, стоит проявлять большую заботу о других вещах? По опыту моих встреч с разными людьми я могу сказать, что это стремление к имущественным приобретениям нередко отталкивает их от Церкви. Всякого рода стяжания и так слишком много в обществе, которое просто задыхается от погони за материальностью»10. Сейчас РПЦ осваивает сотни монастырей по всей России. Очень часто это громадные архитектурные сооружения, рассчитанные на десятки и сотни насельников, требующие астрономических материальных затрат не только на реставрацию и ремонт, но даже на содержание. Может быть, в России сейчас гигантский наплыв желающих принять постриг, бедным монахам некуда деться? Ничего подобного. Нередки случаи, когда много лет в гигантских монастырях обитают два-три монаха. Число новых пострижений весьма незначительно, в некоторых епархиях за последние годы не прибавилось ни одного нового послушника.
Возрождение церковной жизни во многих церковных зданиях в центрах исторических городов в наши дни также часто не является результатом реальной нужды. В центрах городов, как правило, за последние двадцать лет уже открыто достаточно храмов, чтобы удовлетворить верующих.
Потребность общин в иконах удовлетворяется возникшими за последнее двадцатилетие иконописными мастерскими. Они создают чудесные иконы, соответствующие религиозным и эстетическим представлениям современных верующих. Эти образы специально создаются для храмовых пространств церквей-заказчиков. Недоступность до последнего времени основной массы икон, хранящихся в музеях, способствовала развитию церковного искусства, и это прекрасно!
РПЦ уже превратилась в заложника недвижимости, которая находится в ее пользовании. Для едва ли не большинства насельников монастырей в современной России основным занятием стали строительство и ремонт, а также добывание денег на строительство и ремонт. Разве монастыри существуют для этого? Церковь превращается в вечную попрошайку бюджетных денег, потому что без помощи государства все это имущество невозможно содержать в порядке. Но это только начало, пиррова победа патриарха Кирилла и его команды в борьбе за глобальную реституцию увеличит имеющуюся зависимость многократно. Представим, что было бы, если бы не было массовой передачи монастырских зданий РПЦ. Жаждущие аскетических подвигов братья пошли бы в леса, овраги и болота и строили бы там свои церквушки и избушки. Конечно, внешне это было бы не так красиво, но сути монашеского делания соответствовало бы гораздо больше.
В пылу полемики о возможности передачи икон из музеев в церкви один из представителей РПЦ заявил, что у церкви достаточно сил, средств и специалистов, чтобы обеспечить сохранность древних шедевров церковного искусства. Допустим, что он прав. Я думаю, что в церкви, кроме того, достаточно сил, средств и специалистов для создания противопожарной службы, системы метеорологического наблюдения, производства пылесосов и многого другого. Но дело ли церкви этим заниматься? Церковь — не антикварная лавка, не художественный музей и не реставрационная мастерская.
Страницы: 1 2
