Продолжение. Начало Здесь.
Мне же прилеплятися Богови благо есть, полагати в Господе упование спасения моего [Пс. 72, 28].
Справедлива русская пословица: человек предполагает, а Бог располагает,
сказал я, пришедши еще к отцу моему духовному. Я полагал, что нынешний
день буду идти да идти по пути ко святому граду Иерусалиму, а вот вышло
иначе; совсем не предвиденный случай оставил меня и еще на три дня в сем
же месте. И я не утерпел, чтобы не прийти к вам, дабы известить о сем, и
принять совет в решимости моей при сем случае, который совсем
неожиданно встретился следующим образом.
Мне же прилеплятися Богови благо есть, полагати в Господе упование спасения моего [Пс. 72, 28].
Справедлива русская пословица: человек предполагает, а Бог располагает,
сказал я, пришедши еще к отцу моему духовному. Я полагал, что нынешний
день буду идти да идти по пути ко святому граду Иерусалиму, а вот вышло
иначе; совсем не предвиденный случай оставил меня и еще на три дня в сем
же месте. И я не утерпел, чтобы не прийти к вам, дабы известить о сем, и
принять совет в решимости моей при сем случае, который совсем
неожиданно встретился следующим образом.
Распростившись со всеми, я пошел с помощию Божиею в путь
мой, и только хотел выйти за заставу, как у ворот последнего дома
увидал стоявшего знакомого человека, который некогда был такой же, как и
я странник, и которого я года три не видал. Поздоровавшись, он спросил,
куда я иду? Я ответил: хочется, если будет угодно Богу, в старый
Иерусалим. Слава Богу! подхватил он; вот есть тебе здесь и хороший
попутчик. Бог с тобой и с ним, сказал я, разве ты не знаешь, что, по
своеобычному моему нраву, я никогда не хожу с товарищами, а привык
странствовать всегда один? Да выслушай-ка: я знаю, что этот попутчик
будет тебе по нраву; как ему с тобой, так и тебе с ним будет хорошо. Вот
видишь ли, отец хозяина этого дома, в котором я нанимаюсь работником,
идет по обещанию тоже в старый Иерусалим, и тебе с ним будет повадно. Он
здешний мещанин; старик добрый и притом совершенно глухой, так что как
ни кричи, ничего не может слышать; если о чем его спросишь, то нужно
написать ему на бумажке, и тогда ответит; и поэтому он не надоест тебе в
пути, ничего говорить с тобою не будет, он и дома-то все больше молчит;
а для него ты будешь необходимым в дороге. Сын его дает ему лошадь и
телегу до Одессы с тем, чтобы там ее продать. Хотя старик-то желает
пешком идти, но для его поклажи и некоторых посылок ко гробу Господню
пойдет с ним и лошадь; вот и ты свою сумку можешь положить тут же.
Теперь подумай, как же можно старого и глухого человека отпустить с
лошадью одного, в такой дальний путь? Искали, искали проводника, но все
просят очень дорого, да и опасно отпустить его с неизвестным человеком,
ибо при нем есть и деньги и вещи. Согласись, брат, право будет хорошо;
решись во славу Божию и для любви к ближнему. А я хозяев-то о тебе
заверю, и они несказанно будут сему рады; они люди добрые и меня очень
любят; вот уже я нанимаюсь у них два года. Поговоривши так у ворот, он
привел меня в дом к хозяину, и я увидев, что должно быть семейство
честное, согласился на их предложение. Вот теперь и расположились мы на
третий день праздника Рождества Христова, если благословит Бог,
отслушавши божественную литургию, отправиться в путь.
Вот какие нечаянные случаи встречаются на пути жизни! А
все Бог и Его святое провидение правят делами и намерениями нашими, как и
написано: и еже хотети и еже деяти Божие есть [Филип. 2, 13].
Выслушав это, отец мой духовный сказал: сердечно радуюсь, любезнейший
брат, что Господь и еще неожиданно устроил увидеть тебя чрез
непродолжительное время. И как ты теперь свободен, то я с любовию
продержу тебя подольше, а ты мне и еще расскажешь побольше о своих
поучительных встречах, бывших в твоем продолжительном странническом
пути. Я и все прежние твои рассказы с удовольствием и внимательностью
слушал. Это я с радостию готов сделать, ответил я и начал говорить.
Всего было много, доброго и худого; всего долго не
расскажешь, да многое вышло уже и из памяти, ибо я старался в
особенности помнить только то, что руководствовало и возбуждало ленивую
душу мою к молитве, а все прочее редко вспоминал, или лучше
сказать-старался забывать прошедшее, по наставлению св. Апостола Павла,
который сказал: стремлюсь к почести вышнего звания, задняя забывая, в предняя же простираяся
[Филип. 3, 13]. Да и покойный блаженный мой старец говаривал, что
препятствия сердечной молитве нападают с двух сторон, с шуией и десной,
то-есть, если враг не успеет отвратить от молитвы суетными помыслами и
греховными замыслами, то возобновляет в памяти поучительные воспоминания
или внушает прекрасные мысли, чтобы только хоть чем-нибудь отвлечь от
молитвы, ему не терпимой. И это называется десное крадение, при коем
душа, презрев беседу с Богом, обращается к удовольственной беседе сама с
собою, или с тварями. А потому и учил меня, чтобы во время молитвы не
принимать и самой прекрасной духовной мысли, да и по прошествии дня,
если случится увидеть, что время проведено более в назидательном
размышлении и беседе, нежели в существенной безвидной молитве сердца, то
и сие почитать неумеренностью, или корыстолюбивою духовною жадностию, в
особенности для новоначальных, коим необходимо, чтобы время, проводимое
в молитве, преимущественно превозмогало большим количеством пред тем
временем, которое провождалось в занятии прочими делами благочестия. Но
нельзя же и всего забыть. Иное, само собой, так глубоко врезалось в
памяти, что и долго не воспоминавши об нем, живо памятно, как например,
одно благочестивое семейство, у которого Бог удостоил меня пробыть
несколько дней по нижеследующему случаю.
Во время странствования моего по Тобольской губернии
случилось мне проходить чрез какой-то уездный город. Сухарей оставалось у
меня очень мало, а потому я и вошел в один дом, чтобы выпросить хлеба
на дорогу. Хозяин сказал мне: слава Богу, ты пришел ко времю, только что
сей час жена моя вынула хлебы из печи, вот тебе теплая коврига, молись
за нас Богу. Я, поблагодаривши, стал укладывать хлеб в сумку, а хозяйка,
увидя, сказала: какой мешок-то худой, весь истерся, я переменю тебе, и
дала мне хороший, твердый мешок. От души поблагодарив их, я пошел далее.
На выходе, в мелочной лавочке попросил немного соли, и лавочник насыпал
мне небольшой мешочек. Радовался я духом и благодарил Бога, что Он
указывает мне недостойному таковых добрых людей. Вот, думал я, теперь на
неделю без заботы о пище, буду спать и доволен. Благослови душе моя
Господа!
Отошедши от сего города верст пять, увидел я на самой
дороге небогатое село и небогатую деревянную церковь, но хорошо
украшенную снаружи и росписанную. Проходя мимо, я пожелал воздать
поклонение храму Божию, и вошедши на паперть церковную, помолился. Сбоку
церкви на лужке играли двое каких-то малюток лет по пяти или шести. Я
подумал, что это поповы дети, хотя они и были очень хорошо наряжены.
Итак, помолившись, пошел далее. Не успел отойти шагов десять от церкви,
как я услышал за собою крик: нищенькой! нищенькой! постой! Это кричали и
бежали ко мне виденные мною малютки — мальчик и девочка; я остановился,
а они, подбежав, схватили меня за руку: пойдем к маменьке, она нищих
любит. Я не нищий, говорю им, а прохожий человек. А как же у тебя мешок?
Это мой дорожный хлеб. Нет, пойдем непременно, маменька даст тебе денег
на дорогу. Да где же ваша маменька, спросил я. Вон за церковью, за этой
рощицей.
Они повели меня в прекрасный сад, посредине коего я
увидел большой господский дом; мы вошли в самые палаты, какая там
чистота и убранство! Вот и выбежала к нам барыня. Милости прошу! милости
прошу! откуда тебя Бог послал к нам? садись, садись, любезный! Сама
сняла с меня сумку, положила на стол, а меня посадила на премягкий стул;
не хочешь ли покушать? или чайку? и нет ли каких нужд у тебя?
Всенижайше благодарю вас, отвечал я, кушанья у меня целый мешок, я чаю
хотя и пью, но по нашему мужицкому быту привычки к нему не имею, усердие
ваше и ласковое обхождение дороже для меня угощения; буду молить Бога,
чтобы Он благословил вас за такое евангельское страннолюбие. Говоря это,
я почувствовал сильное возбуждение к возвращению внутрь. Молитва
закипела в сердце и мне потребно стало успокоение и безмолвие, дабы дать
простор сему самовозникшему пламени молитвы, чтобы скрыть от людей
наружные молитвенные признаки, как-то: слезы, воздыхания и
необыкновенные движения лица и уст.
А потому я встал, да и говорю: прошу прощения, матушка,
мне пора идти; да будет Господь Иисус Христос с вами, и с любезными
вашими деточками. Ах, нет! Боже тебя сохрани уходить, не пущу тебя. Вот к
вечеру муж мой приедет из города, он там служит по выборам судьею в
уездном суде. Как он обрадуется, увидевши тебя! Он каждого странника
почитает за посланника Божия. А если ты уйдешь, то он очень опечалится,
не увидевши тебя: к тому же завтра воскресенье, ты помолишься с нами у
обедни, и чем Бог послал, откушаешь вместе; у нас каждый праздник бывает
гостей до тридцати нищих Христовых братии. Да что же ты ничего и не
сказал мне про себя, откуда ты и куда шествуешь! Поговори со мною, я
люблю слушать духовные беседы людей богоугодных. Дети, дети! возьмите
сумочку странника и отнесите в образную комнату, там он будет ночевать.
Слушая сии слова ее, я удивлялся, да и подумал: с человеком ли я
беседую, или какое мне привидение?
Итак я остался дожидаться барина. Рассказал вкратце мое
путешествие, и что иду в Иркутск. Вот и кстати, сказала барыня, ты
непременно пойдешь чрез Тобольск, а у меня там родная мать монахиней в
женском монастыре, теперь же и схимница; мы дадим тебе письмо, она тебя
примет. К ней многие приходят за духовными советами; да вот также кстати
отнесешь ей книжку Иоанна Лествичника, которую мы выписали для нее из
Москвы, по ее приказанию. Как все это будет хорошо! Наконец, время
приблизилось к обеду, и мы сели за стол. Пришли еще четыре барыни и
стали с нами кушать. Окончивши первое кушанье, одна из пришедших барынь
встала, сделала поклон к образу, а потом поклонилась нам, пошла и
принесла другое кушанье и опять села; потом другая барыня так же пошла
за третьим кушаньем. Я, видевши это, стал говорить хозяйке: осмелюсь,
матушка, спросить, эти барыни-то родня вам, что ли? Да, они мне сестры:
это кухарка, это кучерова жена, это ключница, а это моя горничная, и все
замужние, у меня во всем доме нет ни одной девушки. Слыша и видя сие, я
еще в большее приходил удивление, благодарил Бога, указавшего мне таких
богоугодных людей, и ощущал сильное действие молитвы в сердце; а
потому, чтобы поскорее уединиться и не мешать молитве, вставши из-за
стола, я сказал барыне: вам нужно отдохнуть после обеда, а я, по
привычке моей к ходьбе, пойду погулять по саду. Нет, я не отдыхаю,
сказала барыня; и я пойду с тобою в сад, а ты мне расскажешь что-нибудь
поучительное. А если тебе идти одному, то дети не дадут тебе покоя; они,
как скоро тебя увидят, то не отойдут от тебя ни на минуту, так они
любят нищих, Христовых братий и странников.
Страницы: 1 2 3 4 5 6