Споры последних месяцев Правмиру комментирует профессор Московской духовной академии протодиакон Андрей Кураев.
В ходе процесса над панк-группой, совершившей кощунство в храме Христа Спасителя, мнения православных о должном наказании разделились кардинально: одни сожалели, что православные не дали мусульманского отпора (хотя представители ислама и иудаизм неоднократно заверяли, что в похожем случае просто вывели бы кощунников из священного места), другие протестовали против длительного тюремного заключения, говоря, что 15 суток бы вполне хватило.
Богословие любви и богословие ненависти .
В любой серьезной религиозной исторической традиции – будь то ислам, иудаизм или христианство — со временем складывается две школы: богословие любви и богословие ненависти.
Можно найти такие священные тексты, прецеденты, слова учителей, которые позволяют ненавидеть твоего оппонента и принимать жесткие меры для того чтобы заткнуть ему рот вплоть до убийства. А можно найти совершенно противоположные слова.
Это означает, что каждый приверженец этой религиозной традиции оказывается в ситуации выбора. Это значит, что на тебе лежит ответственность, за то, что твоя Библия раскрывается именно на этой странице. Это не ее выбор, а твой вкус. Поэтому не прячь свою ненависть, не оправдывай ее за какими-то именами и словами.
Мы видели, что Евангелие этой весной у разных православных людей раскрывалось на разных страничках. Для одних был значим и дорог образ Христа с бичом в руке, изгоняющий из торговцев храма, а другие не могли оторвать свой взор от той странички, где Христос прощает блудницу.
Не сквозняк открыл ту или иную страничку, а твое сердце притянуло к себе тот или иной эпизод по своему вкусу.
Даже когда я цитирую Библию, я на самом деле ее толкую, потому что я выбираю именно эту цитату, а не другую.
Из Иоанна Златоуста сегодня берут одну цитату про то, что «освяти свою руку пощечиной по устам богохульника». За последние полгода я уже устал копипастить другие цитаты из Златоуста. Когда ко мне на блог заходит очередной православный считающий, что мне незнаком текст св. Иоанна про пощечину, я в ответ просто копирую ему длинную простыню из других цитат того же Златоуста, но сказанных в другом настроении духа и имеющий противоположный смысл.
Идет «война цитат». Но тут важно не просто количеством цитат превзойти оппонента, а понять, какие из них наиболее органично связаны с духом Евангелия.
— Получается, что у светского, атеистического общества формируется определенный евангельский запрос к церкви. Говорится «Смотрите, вот цитата, надо поступить по-христиански так».
— Это очень здорово. Понимаете, это тот случай, когда не надо с обществом спорить. Если в кои-то веки люди признали авторитет нашей священной книги, мы не должны за это отталкивать их и говорить, что политическая целесообразность понуждает нас смотреть мимо Нагорной Проповеди.
Надо просто сказать тем, кто тычет нам в нос нашим же Евангелием: «Да, вы правы. Это ив самом деле наш идеал, к этому мы стремимся, но по пути часто спотыкаемся. Просто, наверно, без вашей помощи мы не сможем этого нашего общего идеала достичь. Мы немощны, мы убоги, калеки. Мы сами кусаем кулаки и локти оттого, что не можем быть такими христианами, какими должны. Может, если вот вы лично станете христианином, вы учтете горький опыт наших неудач, вы станете лучшим христианином, чем я, и тем самым поможете всем нам».
— Говорят, что мы должны защищать церковь, ведь кощунство в Церкви – это не просто так — личное нападение…
— Обратите внимание, как Святейший патриарх Кирилл воспринял нападение на него в Киевском аэропорту. Он был абсолютно спокоен, ни один мускул не дрогнул на его лице, и речь, которую он тут же произносил, была полна добропожеланий. Вот это и был пример нормативно-христианской реакции.
Что касается защиты Церкви, знаете, сколько людей считали, что их задача – спасать православие, а не спасаться в православии… И кончалось это не очень здорово…
У Церкви есть защитник – это Бог. Это Он нас защищает. Даже древние римляне считали, что с обидами, нанесенными богам, должны разбираться сами боги. А для нас есть жесткие и страшные слова апостола Павла «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».
Я уже немолодой человек. В моей жизни было немало сцен, когда в храм врывался пьяный, сектант или хулиган. Каждый раз в следующую минуту после шока моя молитва, как и молитва прихожан только сильнее становилась.
Привычное становится дороже, если появляется риск потери. Если ты видишь угрозу своей святыне, угрожаемый храм становится дороже. Для меня храм Христа Спасителя после этой выходки стал святее и ближе и дороже. Раз такой запал ненависти может быть туда выплеснут, значит, действительно, его золотые купола кому-то черный глаз слепили. Очень разумно патриарх Кирилл дал указание не реставрировать порубленные сумасшедшими иконы. Если какой-то антицерковный хулитель поранил святую икону, она для нас с этой кровоточащей ранкой становится еще более дорогой.
— Иверскую икону так и пишут – со следом от «ранения»…
— Да. Так что храм стал святее. Этим феминисткам не понять этого по их мирской логике, а по нашей христианской это так.
Я говорил, что если бы батюшка, похожий на Серафима Саровского, встретил этих девок и обнял их по-доброму, все было бы иначе. Мне говорят «Это невозможно. Представляете себе, если бы в октябре 41 года Молотов полетел бы с тортиком к Гитлеру? Разве это привело бы к окончанию войны?» Я говорю: наверняка нет. Но не надо путать Серафима Саровского и Молотова. С Молотовым Христа не было, а с преподобным Серафимом был, и поэтому ваш аргумент – это атеистический аргумент. Вы не оставляете места для чуда Божьего. Вы всё хотите сами, силами земной полицией, дружинников и казаков разрулить. Но оставьте место для чуда. Попробуйте однажды раскрыться для удара и сказать: «Господи, только на Тебя мы уповаем». А то мы поём гимн «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве тебе Владычице» — и тут же звоним в полицию.
То, что я говорю такие высокие слова, не означает, что я сам им следую. Уже слышу голоса оппонентов «А если к вам в квартиру…» — да, позову полицию, честное слово. Но мои собственные немощи не отменяют правду тех идеалов, которые прописаны в Евангелии. И поэтому спор не о том, звать полицию или нет, а именно о том, что предлагают считать христианской нормой, идеалом.
Тут же уместно сказать: «Господи, Ты оставил нас своей благодатной защитой и поэтому мы в отчаянии должны звать полицию, и этот наш поступок обнажает наше собственное недостоинство», а если точнее, то надо процитировать ту песенку, которую пели в храме. Вот мы как срань Господня и зовём полицию. Тогда это логично, честно, и по своему нравственно. Но зачем же реакцию больного человека выдавать за норму святости и духовного здоровья?
Итак, по законам христианства, если кто-то оскорбляет мою святыню, эта моя святыня становится для меня еще дороже, и поэтому, слыша обвинения прокуратуры о том, что эти преступницы нанесли ущерб вековым ценностям, я вспоминаю «Джентльменов удачи»: «Ну он же памятник, кто ж его посадит?!». Ну как можно нанести ущерб ценностям? Они в мире платоновских идей, их не залапать.
Ущерб ценностям и идеям можно нанести аргументированной полемикой. Но ее то в пуськином канкане не было.
Высмеять символы и идеи может карикатура. Но выходка в Храме Христа выставила в неприятном виде не Церковь, а радикальных антиклерикалов (все же человек, для которого «ничего святого нет», отталкивает нормальных людей).
Нет, в тот февральский день Церковь ничего не потеряла, а только приобрела. Растеряли мы потом.
Всерьез дискредитировать христианские ценности могу нанести только я, если я от имени христианства буду делать гадости.
Страницы: 1 2 3
В ходе процесса над панк-группой, совершившей кощунство в храме Христа Спасителя, мнения православных о должном наказании разделились кардинально: одни сожалели, что православные не дали мусульманского отпора (хотя представители ислама и иудаизм неоднократно заверяли, что в похожем случае просто вывели бы кощунников из священного места), другие протестовали против длительного тюремного заключения, говоря, что 15 суток бы вполне хватило.
Богословие любви и богословие ненависти .
В любой серьезной религиозной исторической традиции – будь то ислам, иудаизм или христианство — со временем складывается две школы: богословие любви и богословие ненависти.
Можно найти такие священные тексты, прецеденты, слова учителей, которые позволяют ненавидеть твоего оппонента и принимать жесткие меры для того чтобы заткнуть ему рот вплоть до убийства. А можно найти совершенно противоположные слова.
Это означает, что каждый приверженец этой религиозной традиции оказывается в ситуации выбора. Это значит, что на тебе лежит ответственность, за то, что твоя Библия раскрывается именно на этой странице. Это не ее выбор, а твой вкус. Поэтому не прячь свою ненависть, не оправдывай ее за какими-то именами и словами.
Мы видели, что Евангелие этой весной у разных православных людей раскрывалось на разных страничках. Для одних был значим и дорог образ Христа с бичом в руке, изгоняющий из торговцев храма, а другие не могли оторвать свой взор от той странички, где Христос прощает блудницу.
Не сквозняк открыл ту или иную страничку, а твое сердце притянуло к себе тот или иной эпизод по своему вкусу.
Даже когда я цитирую Библию, я на самом деле ее толкую, потому что я выбираю именно эту цитату, а не другую.
Из Иоанна Златоуста сегодня берут одну цитату про то, что «освяти свою руку пощечиной по устам богохульника». За последние полгода я уже устал копипастить другие цитаты из Златоуста. Когда ко мне на блог заходит очередной православный считающий, что мне незнаком текст св. Иоанна про пощечину, я в ответ просто копирую ему длинную простыню из других цитат того же Златоуста, но сказанных в другом настроении духа и имеющий противоположный смысл.
Идет «война цитат». Но тут важно не просто количеством цитат превзойти оппонента, а понять, какие из них наиболее органично связаны с духом Евангелия.
— Получается, что у светского, атеистического общества формируется определенный евангельский запрос к церкви. Говорится «Смотрите, вот цитата, надо поступить по-христиански так».
— Это очень здорово. Понимаете, это тот случай, когда не надо с обществом спорить. Если в кои-то веки люди признали авторитет нашей священной книги, мы не должны за это отталкивать их и говорить, что политическая целесообразность понуждает нас смотреть мимо Нагорной Проповеди.
Надо просто сказать тем, кто тычет нам в нос нашим же Евангелием: «Да, вы правы. Это ив самом деле наш идеал, к этому мы стремимся, но по пути часто спотыкаемся. Просто, наверно, без вашей помощи мы не сможем этого нашего общего идеала достичь. Мы немощны, мы убоги, калеки. Мы сами кусаем кулаки и локти оттого, что не можем быть такими христианами, какими должны. Может, если вот вы лично станете христианином, вы учтете горький опыт наших неудач, вы станете лучшим христианином, чем я, и тем самым поможете всем нам».
— Говорят, что мы должны защищать церковь, ведь кощунство в Церкви – это не просто так — личное нападение…
— Обратите внимание, как Святейший патриарх Кирилл воспринял нападение на него в Киевском аэропорту. Он был абсолютно спокоен, ни один мускул не дрогнул на его лице, и речь, которую он тут же произносил, была полна добропожеланий. Вот это и был пример нормативно-христианской реакции.
Что касается защиты Церкви, знаете, сколько людей считали, что их задача – спасать православие, а не спасаться в православии… И кончалось это не очень здорово…
У Церкви есть защитник – это Бог. Это Он нас защищает. Даже древние римляне считали, что с обидами, нанесенными богам, должны разбираться сами боги. А для нас есть жесткие и страшные слова апостола Павла «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».
Я уже немолодой человек. В моей жизни было немало сцен, когда в храм врывался пьяный, сектант или хулиган. Каждый раз в следующую минуту после шока моя молитва, как и молитва прихожан только сильнее становилась.
Привычное становится дороже, если появляется риск потери. Если ты видишь угрозу своей святыне, угрожаемый храм становится дороже. Для меня храм Христа Спасителя после этой выходки стал святее и ближе и дороже. Раз такой запал ненависти может быть туда выплеснут, значит, действительно, его золотые купола кому-то черный глаз слепили. Очень разумно патриарх Кирилл дал указание не реставрировать порубленные сумасшедшими иконы. Если какой-то антицерковный хулитель поранил святую икону, она для нас с этой кровоточащей ранкой становится еще более дорогой.
— Иверскую икону так и пишут – со следом от «ранения»…
— Да. Так что храм стал святее. Этим феминисткам не понять этого по их мирской логике, а по нашей христианской это так.
Я говорил, что если бы батюшка, похожий на Серафима Саровского, встретил этих девок и обнял их по-доброму, все было бы иначе. Мне говорят «Это невозможно. Представляете себе, если бы в октябре 41 года Молотов полетел бы с тортиком к Гитлеру? Разве это привело бы к окончанию войны?» Я говорю: наверняка нет. Но не надо путать Серафима Саровского и Молотова. С Молотовым Христа не было, а с преподобным Серафимом был, и поэтому ваш аргумент – это атеистический аргумент. Вы не оставляете места для чуда Божьего. Вы всё хотите сами, силами земной полицией, дружинников и казаков разрулить. Но оставьте место для чуда. Попробуйте однажды раскрыться для удара и сказать: «Господи, только на Тебя мы уповаем». А то мы поём гимн «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве тебе Владычице» — и тут же звоним в полицию.
То, что я говорю такие высокие слова, не означает, что я сам им следую. Уже слышу голоса оппонентов «А если к вам в квартиру…» — да, позову полицию, честное слово. Но мои собственные немощи не отменяют правду тех идеалов, которые прописаны в Евангелии. И поэтому спор не о том, звать полицию или нет, а именно о том, что предлагают считать христианской нормой, идеалом.
Тут же уместно сказать: «Господи, Ты оставил нас своей благодатной защитой и поэтому мы в отчаянии должны звать полицию, и этот наш поступок обнажает наше собственное недостоинство», а если точнее, то надо процитировать ту песенку, которую пели в храме. Вот мы как срань Господня и зовём полицию. Тогда это логично, честно, и по своему нравственно. Но зачем же реакцию больного человека выдавать за норму святости и духовного здоровья?
Итак, по законам христианства, если кто-то оскорбляет мою святыню, эта моя святыня становится для меня еще дороже, и поэтому, слыша обвинения прокуратуры о том, что эти преступницы нанесли ущерб вековым ценностям, я вспоминаю «Джентльменов удачи»: «Ну он же памятник, кто ж его посадит?!». Ну как можно нанести ущерб ценностям? Они в мире платоновских идей, их не залапать.
Ущерб ценностям и идеям можно нанести аргументированной полемикой. Но ее то в пуськином канкане не было.
Высмеять символы и идеи может карикатура. Но выходка в Храме Христа выставила в неприятном виде не Церковь, а радикальных антиклерикалов (все же человек, для которого «ничего святого нет», отталкивает нормальных людей).
Нет, в тот февральский день Церковь ничего не потеряла, а только приобрела. Растеряли мы потом.
Всерьез дискредитировать христианские ценности могу нанести только я, если я от имени христианства буду делать гадости.
Страницы: 1 2 3
