Слово о радости отцу Павлу Адельгейму
Виктор Яковлев
1 августа приход святых Жен Мироносиц будет поздравлять с 70-летием своего пастыря, а до недавних пор и отца-настоятеля протоиерея Павла Адельгейма, известного и почитаемого исповедника православной веры, проповедника, богослова, церковного публициста.
Промысел Божий
Снова и снова всматриваюсь, вдумываюсь в давнюю, 1940 года,
фотографию: на ней двухлетний мальчик и его молодой отец. Взгляд отца
обращен на сына.Через два года этого красивого, талантливого тридцатилетнего человека расстреляют по 58-й1 статье с традиционным для тех лет перечнем подпунктов (58-1, 58-10, 58-11). Потом, конечно, реабилитируют… Останутся стихи:
Да, с правдой столкнуться опасно
Один на один, говорят,
И встретить нельзя безнаказанно
Ее немигающий взгляд…2
А мальчика ждет впереди сиротское детство, детдом, а когда мать отсидит
срок по той же статье, жизнь с ней в ссыльном Актау под Карагандой.Потом, уже в свои тридцать лет, — свой срок по статье 190-13 и тоже – реабилитация.
И все же главным содержанием жизни отца Павла станет уже почти 50-летнее теперь священнослужение. Тогда, в Караганде, он начал помогать в богослужениях келейнику последнего оптинского старца Нектария отцу Севастьяну, ныне прославленному Церковью святому:
— Да, выпало промыслом Божиим такое счастье – сопровождать его по приходу, — вспоминает отец Павел. – Приход был огромный, приходилось очень много ходить. И все-таки он ежедневно, вернее, еженощно, по частным домам (иначе было нельзя) совершал Божественную литургию. Это продолжалось на протяжении многих лет. Думаю, тогда у меня и возникло такое совершенно четкое убеждение, что это мой путь: я хотел быть священником, и никем больше себя не представлял.
Проповедовать детям слово Божие гораздо трудней, чем взрослым, потому что перед ними гораздо сложнее ставить проблемы так, чтобы проблемы эти были им понятны. Фото: Анна Шишова
Мысленно возвращаюсь к этой фотографии всегда, когда задаюсь вопросом: почему следование правде и истине неизбежно превращает человека в изгоя, неугодного миру сему, и ставит на путь таких страданий и преодолений, которые, кажется, выше человеческих сил и возможностей? И которых в жизни священника Павла Адельгейма было, да и остается предостаточно. Почему, в конце концов, так устроено, что одна из Заповедей Блаженств, преподанных Спасителем в Нагорной проповеди, — «Блаженны изгнанные правды ради…» — еще и закономерность? Самый понятный и близкий синоним блаженства – счастье. «Блажен, кто посетил сей мир // В его минуты роковые…» — знаменитые строки Ф. Тютчева. Был черновой вариант: «Счастлив, кто посетил сей мир…» И все-таки «блажен»! – утвердился поэт. Стало быть, есть в благе, благодати, блаженстве нечто отличающее его от счастья, которого мы привычно и банально желаем близким в дни рожденья.
Рядом с первой фотографией ложится другая – тюремные анфас и профиль. То же лицо отца, но уже непоправимо иное, уже тронутое тенью Голгофы, которая у каждого страдальца – а у нас их было не перечесть – своя. Отец Павел рассказывает:
— По делу проходили 15 человек, всех их расстреляли… 4 А потом здесь, в Комитете госбезопасности, я прочитал уже более позднее, реабилитационное рассмотрение, – оказалось, что в общем-то никаких поводов даже не было, чтобы их судить. Ну… все это делалось так, как мы уже в общем-то знаем. На первом допрос все они отвечали как нормальные люди, а начиная со второго стали хором сознаваться в выдуманных преступлениях. Например, отец мой, в то время актер и директор театра, сознался в том, что собирался при входе немцев в Иваново захватить власть над всем искусством Ивановской области…
А вот еще пара снимков: мать, Татьяна Никаноровна Пылаева. На одном она – юная красавица, студентка актерской студии Рубена Симонова при театре им. Вахтангова, на другом, спустя десять лет, — ссыльная вдова врага народа, с той же тенью-печатью тюремных лет на лице. И еще – отец Павел до ареста и после трехлетней отсидки: в облике – те же перемены. В зоне из-за того, что посмел отстаивать права заключенных, едва остался жив, но вернулся без правой ноги, — такие ставило печати на своих гражданах взращенное на ненависти государство-человековладелец. Последние перед освобождением дни оставили по себе и поэтическую память:
Время тоже потеряло ногу,
Ковыляют дни на костылях.
Уступает нехотя дорогу
Прошлое в прокуренных усах.
То, как нищий, милостыню просит,
То грозит костлявою рукой,
И кусок души моей уносит,
Часть того, что я зову собой.
Ухожу домой, прощайте, вышки,
Что меня три года стерегли.
Вы мне лучше, чем любые книжки,
Разобраться в жизни помогли 5.
«Не верь, не бойся, не проси», — формула жизни политзэков советской эпохи, сложившаяся еще в тридцатых годах. Песня Сатаны, сложенная в аду. У Бога песнь иная: верь, ибо верующему возможно всё; бойся, т. е. исполнись страха Божия, который есть благоговение перед Святостью Его; проси, ибо «всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». (Мф. 7, 8.) Призванный на путь пастырского служения Христу и Церкви Его, отец Павел, верный призванию несмотря ни на что, познал эту истину на себе, своим потом и кровью.
Читать: Век русской Церкви: от гонений до крови до объятий до смерти
